Е.М.Юхименко (Москва,

Государственный исторический музей)

Новые задачи и методы исследования русского старообрядчества.

Задачи и перспективы международного сотрудничества

Старообрядчество – особое явление в русской культуре. Пожалуй, нет ни одной другой темы в истории России, которая бы столь долго и столь устойчиво сохраняла свой полемический подтекст. Возникнув как следствие раскола Русской церкви и став явным признаком разделения дотоле единого православного общества, старообрядчество на протяжении по крайней мере трех столетий испытывало на себе негативное отношение не только церковных и государственных властей, но и историков, писателей и обывателей. Укоренившиеся стереотипы и предвзятое отношение к поборникам древнего благочестия превалировали в исследовательской литературе XVIII–XIX вв., сохранялись и позже и, к сожалению, бытуют до нашего времени в различных слоях общества.

Поэтому главная, на наш взгляд, задача изучения русского старообрядчества, задача, которая в отношении любого другого объекта не нуждалась бы в декларации, – это задача объективного, непредвзятого исследования. Исследование старообрядчества должно быть в полном смысле научным, то есть оно должно опираться на широкую источниковую базу и внутреннюю критику источников, включать достаточный научный аппарат, предлагать проверяемое знание и содержать доказательные выводы.

Значение этих общих принципов научного исследования применительно старообрядчеству можно наглядно продемонстрировать на примере моей недавней работы, предпринятой в рамках юбилея Отечественной войны 1812 г.[1]

До сих пор бытует легенда, что старообрядцы приветствовали Наполеона в Москве, а федосеевцы Преображенского кладбища поднесли ему хлеб-соль. Эта версия, не имеющая ни одного серьезного документального подтверждения, восходит к составленной официальным чиновником в 1844 г. записке под названием «Предания о московских беспоповцах» (опубликована В.И.Кельсиевым в «Сборнике правительственных сведений о раскольниках» в 1860 г.). Во второй половине XIX – начале XX в. рассказ (а точнее вымысел) получил художественное «подтверждение» в виде широко гуляющей по Интернету юбилейной открытки художника И.М.Львова, изданной в 1912 г., – «Депутация старообрядцев Преображенского кладбища к Наполеону» и в виде фарфоровой тарелки, на которой был изображен фантастический сюжет «Наполеон в гостях у купца Гучкова». Таков на поверку оказался весь «корпус источников», «свидетельствующих» об «измене старообрядцев». Заметим, что сама легенда была убедительно дезавуирована уже сто лет назад в статьях журнала «Церковь» (1912. �� 2, 34–36), однако современным исследователям эта статья осталась совершенно неизвестной. Этот материал мы дополнили анализом старообрядческих эсхатологических сочинений начала XIX в. и эпистолярных памятников того же времени. Но самые, на наш взгляд, доходчивые доказательства дал анализ «Списка купцов-жертвователей на нужды войны 1812 г., награжденных бронзовой медалью Дома Московского градского общества» (опубликован в 1912 г.). Этот список впервые был рассмотрен с точки зрения наличия в нем старообрядцев. Основанием для идентификации конкретных лиц и фамилий нам послужили записи Синодиков храмов Рогожского кладбища 20–30-х гг. XIX в., надписи на вкладных вещах в храмы Рогожского кладбища и факты истории московских беспоповцев. Из 325 имен, перечисленных в списке, 46, без сомнения, являются старообрядческими, главным образом это прихожане храмов Рогожского кладбища (14 %); на нужды войны 1812 года они пожертвовали 212 тысяч рублей деньгами (это 12,6 % от общей суммы) и вещей на 7 тысяч рублей (16,5 % от общего количества). Среди крупнейших жертвователей – Никифор Логинович Стариков, Ананий Тимофеевич Карташев, Егор Васильевич Солдатенков, Гаврила Федорович Дубровин, Андрей Леонтьевич Рахманов.

Таким образом, внимательное и объективное рассмотрение документального материала первой половины XIX в. показало, что московское старообрядчество в своем отношении к Наполеону ничем не отличалось от большинства соотечественников: старообрядцы также жертвовали на нужды войны 1812 г., в большинстве своем покинули Москву перед вступлением в город неприятеля, судьба оставшихся также ничем не отличалась от других: поморская моленная полностью выгорела, Рогожское и Преображенское кладбища от пожара не пострадали, поскольку находились за Камер-Коллежским валом; часть их церковных ценностей удалось спрятать, другая чудом уцелела.

Приведенный пример наглядно показывает, сколь важно изучать старообрядчество не только само по себе, но и в контексте общероссийской истории и культуры. Это направление исследований, позволяющее полномасштабно оценить вклад старообрядцев в сохранение и развитие традиций, представляется нам самым значимым, поскольку показывает, что старообрядчество не было каким-то изолированной от мира группой, существовало и развивалось не в безвоздушном пространстве, а было тесно связано и с прошлым, и с настоящим.

В указанном аспекте необходимо обратить пристальное внимание на сводные труды старообрядцев в первой половине XVIII в.

Собирательская деятельность поборников древнего благочестия в силу их особого интереса к дониконовской старине, а также практических потребностей богослужения, образования и полемики с самого начала носила целенаправленный и осознанный характер. В книгах и иконах нуждалась каждая община, каждый приверженец старой веры. Памятники XIV–XVII вв. бытуют в старообрядческой среде и по сей день: отсюда пополнялись в 1970–1990-е гг., когда активно работали археографические экспедиции, рукописные собрания научных библиотек; отсюда отдельные памятники перемещались в современные частные коллекции. Крупные старообрядческие центры XVIII–XIX вв., такие как Выго-Лексинское общежительство в Поморье, Рогожское и Преображенское кладбища в Москве, обладали обширнейшими и ценнейшими собраниями рукописей, книг и икон. Этот факт общеизвестен, можно только множить примеры конкретных сохраненных раритетов. Нам представляет крайне важным исследовать другой аспект сохранения старообрядцами древнерусского наследия – его творческое освоение и составление собственных сводных трудов.

В начале XVIII в., предвидя неизбежную полемику, старообрядцы приступили к систематическому сбору церковно-археологических свидетельств в пользу древних обрядов. Результатом этой обширной сводной работы стали знаменитые «Дьяконовы ответы» (1719) и «Поморские ответы» (1723). В «Поморских ответах», по подсчетам И.В.Поздеевой, было использовано около 130 печатных изданий и несколько десятков харатейных, «древле-» и «старописьменных» рукописей, включая «Изборник Святослава» 1073 г.[2] Мы обратились к вещевым памятникам[3]. Оказалось, что в «Дьяконовых» и «Поморских ответах» упоминается более 60 памятников церковной старины. Еще 20 памятников приведены в сочинении Андрея Денисова «О федосеевцах» 1710 г. Бóльшая часть священных предметов была изучена de visu в тех местах, где эти святыни находились: в древних городах (Москве, Киеве, Владимире, Новгороде, Звенигороде, Переславле) и древних монастырях (Соловецком, Троице-Сергиевом, Киево-Печерском, Саввино-Сторожевском, Дионисиево-Глушицком и других).

Для доказательства своей правоты старообрядцы привлекли разнообразные реликвии и произведения церковного искусства: иконы темперные и резные, кресты поклонные, напрестольные, запрестольные, надгробные; Корсунские медные врата в Новгороде, царское место в Успенском соборе Московского Кремля, архиерейские жезлы. Среди этих памятников были, в частности, такие, которые остаются святынями православия и поныне. Заметим, что в современных искусствоведческих исследованиях факт описания старообрядцами данных памятников еще в начале XVIII в. практически не учитывается.

Авторы двух названных старообрядческих трактатов первой четверти XVIII в. освоили обширный круг изобразительных источников, значительно превышавший тот ограниченный перечень предметов, которым оперировала антистарообрядческая литература. Глубокое знание иконографии, указание основных атрибутивных признаков предмета (материал, техника, наличие надписей), приемы внешней и внутренней критики источника, точная фиксация его местонахождения и воссоздание на основе письменных данных истории его бытования свидетельствуют о формировании искусствоведческого подхода в изучении российских древностей.

До последнего времени не были окончательно прояснены обстоятельства создания и характер внутренней связи «Дьяконовых» и «Поморских ответов». Наши последние разыскания палеографического и источниковедческого характера позволили, как нам кажется, окончательно прояснить вопрос. Когда нижегородские старообрядцы оказались перед необходимостью письменно ответить на вопросы епископа Питирима, то Тимофей Матвеев Лысенин, известный книжник-поповец, в 1716 г. передал Андрею Денисову свои обширные подборки доказательств в пользу старой обрядов. Выговские книжники явились не просто редакторами Дьяконовых ответов, как утверждалось до последнего времени, – они были их составителями. И кстати заметить, свидетельство двуперстия в «Изборнике Святослава» 1073 г. разыскал в 1711 г. Тимофей Лысенин; именно из его материалов эта ссылка перекочевала в «Дьяконовы», а затем в «Поморские ответы».

Еще одно поистине грандиозное начинание старообрядцев начала XVIII в. – создание собственного комплекта Четиих Миней.

Подобный труд за всю историю Древней Руси был предпринят считанное число раз: это Великие Минеи Четии митрополита Макария в трех списках – Софийском, Успенском и Царском (1529–1554), Чудовские, составленные в московском Чудовом монастыре около 1600 г., Четии Минеи монаха Троице-Сергиева монастыря Германа Тулупова (1627–1632), Четии Минеи близкого к Троице-Сергиеву монастырю священника Иоанна Милютина (1646–1654) и «Книги житий святых» Димитрия Ростовского (1684–1705). Поскольку Выговские Четии Минеи считались утраченными, они никогда не включались в этот ряд. О них было известно только из отрывочных свидетельств выговских источников 30-х и 40-х гг. XVIII в. и обзорной статьи Е.В.Барсова, которому удалось в 1915 г. бегло ознакомиться и кратко описать девять сохранившихся к тому времени книг, находившихся во владении московской филипповской общины[4]. Два тома из этого комплекта позднее были приобретены Ф.А.Каликиным и позже поступили в Библиотеку Российской академии наук. В 2008 г. мне посчастливилось найти еще шесть томов этого уникального свода, находившихся в частном владении (в настоящее время они поступили на государственное хранение в Отделе рукописей Государственного исторического музея)[5].

«Четии Минеи братьев Денисовых» (так их назвал Е.В.Барсов, точнее назвать их Выговскими) – объемные рукописи форматом во 2-ю долю листа, написанные выговскими полууставными почерками. Е.В.Барсов датировал все тома широко – XVIII веком. Теперь мы можем уточнить: два тома из восьми (октябрь и декабрь) написаны позже, на рубеже 80-х – 90-х гг. XVIII в. и являются копиями с более ранних оригиналов. Шесть книг датируются временем составления свода – 1712–1715 годами.

Кодикологические наблюдения над рукописями прежде всего указывают на то, что Выговские Четии Минеи не были просто списаны с какого предшествующего оригинала, они являются итогом масштабной самостоятельной работы старообрядческих книжников. Выговский агиографический компендиум является самым полным за всю историю Древней Руси и Нового времени сводом русских агиографических памятников. Поскольку вошедшие сюда жития, включая весьма редкие, были таким образом сохранены, а путем переписки и размножены, то трудно переоценить значение Выга для сохранения рукописной традиции отечественной житийной литературы в целом. Примечательно, что, составив 12-томник, выговцы не прекратили работы по разысканию текстов русских житий. Следующим этапом их работы стал хорошо известный в науке сборник из Музейского собрания ГИМ �� 1510. Этот «Поморский сборник», который широко использовал В.О.Ключевский в своей классической работе «Древнерусские жития русских святых как исторический источник» (1871), является, по сути, дополнительным томом к Выговским Четиям Минеям.

Аналогичную сводную работу выговцы проделали и в области иконографии русских святых. Как нами установлено, именно на Выгу в 30-е гг. XVIII в. был создан «Образ всех российских чудотворцев»[6]. Автором этой уникальной иконографии был потомственный иконописец из Каргополя Даниил Матвеев, в 1700-е гг. переселившийся в Выговское общежительство и ставший здесь учеником Андрея Денисова. На иконе представлено 186 изображений российских чудотворцев объединенных по ликам святости; некоторые изображения, главным образом местночтимых святых очень редки. Таким образом, данная старообрядческая икона представляет собой самый полный иконографический свод русских святых.

Ярким примером деятельного почитания на Выгу древнерусских подвижников является также сохранение памяти о преподобном Максиме Греке (напомним, что до 1988 г. в официальной церкви он имел только местное, троицкое, почитание). На Выгу сохранялась его иконография: писались его отдельные образы; он был включен в иконографию упомянутого Образа всех российских чудотворцев. В 1721 г. выговские книжники заново составили собрание сочинений знаменитого Святогорца, с легкой руки его исследователя А.Т.Шашкова получившее название «Поморский кодекс Максима Грека».

Из исследования сводных старообрядческих трудов следует очевидный вывод, что приверженность староверов древней церковной традиции не сводилась лишь к декларации; собирательские усилия и творческие начинания старообрядцев способствовали сохранению этой традиции и ее развитию.

Таким образом, старообрядческая тематика дает ценный материал для широкого круга типологических исследований, и в этом плане значительная часть научных штудий, посвященных старообрядчеству, должна быть интересна специалистам различного профиля.

Обратимся к тем задачам, которые стоят перед современными исследователями самого старообрядчества. Здесь также существует большой спектр проблем для конкретно-исторических исследований.

Прежде чем на их охарактеризовать, остановимся на методологической стороне вопроса. Как нам представляется, дальнейшее развитие науки о старообрядчестве связано с расширением источниковой базы. Именно эта кропотливая работа в архивах, государственных, церковных и частных собраниях позволит перейти на качественно новую ступень исследований, свободную от пересказов ранее написанных работ (источники которых зачастую не вполне ясны) и утвердившихся в литературе и устной традиции мифов.

Приведем два ярких примера, касающихся весьма животрепещущих и актуальных тем истории старообрядчества.

Первый пример относится к такой сложной теме, как самосожжения. Начиная с XVIII в., с «Розыска о раскольнической брынской вере» Димитрия Ростовского (1709)[7], утвердилось предвзятое мнение об этой крайней и вынужденной форме протеста. В 1994 г. в архиве было обнаружено полное следственное дело о самосожжении в Каргопольском уезде в 1683–1684 гг.[8], именно этот комплекс документов позволил доказать, что старообрядческое поселение в Дорах было основано как обычная деревня, с хозяйством и землепашеством, т.е. для жизни, и только приход воинской команды и невозможность избежать репрессий вынудили поборников древнего благочестия к прибегнуть к самосожжению. К отысканию новых документов приступили и другие исследователи; эти результаты представлены в двух монографиях последних лет[9].

Впечатляющие итоги имели архивные разыскания Н.В.Пивоваровой. Документы архива Синода помогли прояснить сложную судьбу памятников искусства, которые к середине XIX в. находились в старообрядческих храмах. В ходе репрессивной политики властей они были оттуда изъяты, переданы в различные синодальные учреждения и Академию художеств, а в настоящее время находятся в государственных музейных собраниях. В ходе изучения архивных документов, учетной документации музеев и самих памятников иконописи Н.В.Пивоваровой удалось установить конкретное происхождение значительного круга памятников, что позволило Русскому музею подготовить и провести две большие интересные выставки (2008, 2014)[10]. В работах Н.В.Пивоваровой, в том числе в недавно вышедшей монографии[11], обосновывается важный вывод о том, что изъятые у старообрядцев иконы послужили делу возрождения отечественного иконописания во второй половине XIX в., их использовали как для обучения иконописцев официальной церкви, так и для публикации в качестве образцов.

Заметим, что для расширения источниковой базы можно привлекать не только государственные хранилища, но и некоторые частные собрания. В Москве есть, по крайней мере, две очень хорошие коллекции старообрядческих рукописей. Одна из них, достаточно крупная, принадлежит Д.В.Пересторонину. Она включает редкую подборку ранних выговских рукописей, в том числе синодик первой трети XVIII в., певческую книгу «Славники болшим роспевом праздникам двунадесятым», представляющую собой рабочие материалы известного выговского учителя Ивана Иванова Москвитина, богато орнаментированную «Книгу правил Севаста Арменопула» 1730-х гг., а также авторитетные списки памятников из других согласий, например, Синодик Преображенского кладбища 1823 г., самый ранний список, вероятно, авторский, «Книги о христианском житии» федосеевского отца Трофима Ивановича, лицевой Апокалипсис начала XIX в., созданный на Преображенском кладбище; лицевой северодвинский сборник с апокрифическим житием Иуды конца XVIII в. В собрании другого московского коллекционера, М.С.Бывшева, хранятся памятники, представляющие большой интерес для истории Преображенского кладбища: список Пандектов знаменитого духовного отца, «страдальца за веру» С.С.Гнусина, изданный в редкой технике, на стеклографе, соборно утвержденный в 1883 г. свод церковно-бытовых установлений федосеевцев «Красный устав» (в книгу вложены несколько рукописных листов заключительной части «Надсловия», содержащей точное указание на имя составителя свода – известного преображенского книжника Егора Яковлева Карева); кроме того, в данное собрание попали редчайшие материалы по истории страннического согласия в начале XX в.

Обратим внимание еще на один необходимый методологический аспект. Старообрядчество как объект исследования предоставляет прекрасные возможности для комплексного исследования. Плодотворно применение практически всех методов, которыми оперируют историки, филологи, искусствоведы, музыковеды; особо следует подчеркнуть необходимость знания специальных исторических дисциплин: палеографии, кодикологии, эпиграфики. Без сомнения, уникальный пример, продемонстрировавший успешность комплексных исследований, – Выговское общежительство[12]. Отрадно, что в последнее время преимущественно силами молодых ученых стали углубленно изучаться новые области выговской культуры, такие как уставное творчество[13] и музыкальное наследие. Счастливое стечение обстоятельств, а на самом деле – систематические архивные разыскания привели двух разных исследователей к удивительным, взаимно дополняющим друг друга результатам: были обнаружены документальные материалы о самосожжении инока Иосифа Ловзунского в 1689 г. и принадлежавшая ему певческая книга, значение которой для истории древнерусской и старообрядческой музыки не исчерпывается одной мемориальностью.

До сих пор об этом иноке имелось лишь краткое упоминание в «Истории Выговской пустыни» Ивана Филиппова. А.Н.Старицын обнаружил не только комплекс документов, дающих полное представление об обстоятельствах Салмозерской «гари» 1689 г., но также материалы, проливающие свет на биографию инока Иосифа — в миру Иакова Баженова, уроженца села Ловзунги в Каргополье, постриженика Александро-Ошевенского монастыря и келаря каргопольского Спасо-Преображенского монастыря[14]. Столь же уникальна находка В.Ю.Григорьевой, которая множества рукописных книг, хранящихся в фондах Российской государственной библиотеки, обнаружила рукопись, принадлежавшую тому же иноку Иосифу Ловзунскому (это зафиксировано в выговской помете рубежа XVII–XVIII вв.). Всестороннее изучение этой музыкального сборника позволило автору находки убедительно показать, что найденный ею памятник имеет исключительное значение как для древнерусской культуры XVII в., так и для старообрядческой, поморской; он является тем недостающим звеном, которое связует воедино обе эти музыкальные традиции[15]. В 2014 г. вышла в свет ее же монография, содержащая подробное исследование новонайденного памятника и его факсимильное воспроизведение[16].

В последние десятилетия изучение старообрядчества значительно продвинулось вперед. С учетом уже достигнутого можно наметить следующий круг конкретных исторических проблем, нуждающихся в расширении источниковой базы и дальнейшем изучении, желательно с применением комплексного метода.

На сегодняшний день крайне неравномерно изучены старообрядческие центры. Относительно благополучно обстоят дела с Выговским общежительством и Рогожским кладбищем в Москве, хотя и здесь могут быть найдены новые источники, которые позволят углубить наши знания об этих знаменитых центрах. Отдельные работы появились о Преображенском кладбище и Братском (филипповском) дворе в Москве; обзорная работа вышла по старообрядцам Петербурга, однако это лишь первые шаги, которые можно только приветствовать и нужно продолжать.

Удивительно, что до сих пор в научной литературе получили освещение лишь некоторые эпизоды истории Преображенского кладбища в Москве, а не вся полная интересных событий и перипетий история знаменитого федосеевского центра. Архив Преображенского кладбища как единое целое не сохранился, но его существенные фрагменты представлены в личных архивах Е.Е.Егорова (РГБ) и М.И.Чуванова (РГБ, БАН). Пока не получили детального и содержательного исследования такие основополагающие московско-федосеевские памятники, как «Отеческие завещания», «Отеческие письма», «Книга о христианском житии», «Красный устав». Лишь в общих чертах известна лидирующая роль Преображенского кладбища во всем федосеевском согласии. Недавно был выявлен ценный мемуарный источник – «Повесть о злоключении на московское Преображенское кладбище», излагающая события 1853–1865 гг., когда давление властей было особенно сильным. Таким образом, источники для написания полноценной истории Преображенского кладбища имеются.

Недостаточно изучены и ранние старообрядческие центры, такие как Керженец, Стародубье – Ветка, Иргиз. Одна из объективных трудностей этого изучения состоит в том, что данные центры не создали столь «узнаваемой» стилистической и писцовой школы, как Выг; созданные здесь памятники по большей части растворились в море старообрядческой книжности и иконописи. По этой причине необходимо продолжить разыскание эталонных, т.е. подписных и датированных, образцов в территориальных собраниях библиотек и архивов. Их подробное изучение позволит выявить набор признаков, характерных для той или иной традиции.

В последнее время уделяется внимание изучению экономической и политической истории староверия. Предпринимательской деятельности старообрядцев посвящены работы В.В.Керова, Ю.А.Петрова, Дж. Уэста. В более обобщенном и аналитическом виде эта проблема изложена в монографии Д.Е.Раскова «Экономические институты старообрядчества» (СПб., 2012). На основании опубликованных материалов, а также архивных источников автор воссоздал роль старообрядцев в промышленности и торговле, подробно рассмотрел Московский, Петербургский и новгородский промышленные регионы, проанализировал хозяйственную этику старообрядцев, их отношение к торговле, ростовщичеству, собственности, причем анализ проводился очень корректно, с опорой на старообрядческие сочинения, с учетом эволюция взглядов и внешних условий существования старообрядчества, различий между согласиями.

Много дискуссий вызвала недавно вышедшая книга А.В.Пыжикова «Грани русского раскола (Заметки о нашей истории от XVII в. до 1917 года)» (М., 2013). К сожалению, автор, не являясь специалистом по истории собственно старообрядчества, допускает схематизм, вольное и тенденциозное толкование фактов. Его идея, довлеющая над реальным материалом, заключается в том, что купечество Рогожского кладбища формировало партийную кассу, а из беспоповцев, не столь богатых, формировались отряды рядовых бойцов революции. Желая представить старообрядцев как природных революционеров, автор обходит молчанием известные факты, характеризующие глубинный консерватизм старообрядческой среды и исходный монархизм ее взглядов. В исследовании А.В.Пыжикова преобладают официальные источники, старообрядческие же, включая периодику 1917 г., почти отсутствуют, хотя журналы «Слово Церкви» и «Голос старообрядческого Поволжья» содержат массу материала для характеристики всего спектра идей и мнений, бытовавших в старообрядческой среде.

Следует продолжать исследование старообрядческой литературы, подразумевая под этим понятием и художественную словесность в древнерусском смысле, и публицистические памятники XIX в.

В рамках издания академической серии «Библиотека литературы Древней Руси» впервые литературному творчеству старообрядцев будет уделено достойное место. Сочинения ранних старообрядческих писателей опубликованы в 17-м томе Библиотеки (СПб., 2013). Том открывает важная в теоретическом отношении статья Н.В.Понырко «Литература раннего старообрядчества как историческое свидетельство», в которой творческое наследие старообрядчества осмысливается во всей полноте его исторических и духовных связей[17]. Выговской литературной школе будет посвящен 19-й том, уже сданный в издательство. Здесь мы предложили иной принцип подачи материала, нежели в двухтомнике 2008 г. Эта публикация была построена по тематическому принципу, с тем чтобы наглядно продемонстрировать неразрывную связь, существовавшую между литературой и духовной жизнью старообрядческой киновии. Для 19-го БЛДР нами был выбран иной принцип – авторский, который дает больше возможности показать выговское письменное наследие именно как литературную школу, представленную совокупностью писательских имен и произведений. В этой связи в новую выборку были включены и новые тексты, необходимые для понимания творчества отдельных авторов. Заключительный, 20-й том БЛДР будет называться «Древнерусская литература после Древней Руси» и включать тексты, созданные в XIX–XX вв., преимущественно в старообрядческой среде, и являющиеся живым продолжением древнерусской традиции. К примеру, туда войдет духовное завещание старообрядческого епископа Геронтия (Лакомкина), написанное 20 октября 1950 г., полностью отвечающее традициям жанра, представленного духовными грамотами церковных иерархов XVI в.

Работа с рукописными старообрядческими собраниями таит в себе новые, порою неожиданные находки. Хочу поделиться одной из них, очень важной не только с исторической, но и с литературной точки зрения. В архивных материалах Е.Е.Егорова мне удалось обнаружить неизвестное житие московского юродивого-старообрядца Иоанна Козмича (1770–1840). Этот памятник, написанный на основе устных преданий в середине XIX в., вскоре после смерти блаженного, позволил воссоздать его реальную биографию, свести воедино сведения о нем, разбросанные в других источниках. Сам агиографический текст в полной мере реализует топику житий юродивых и содержит интересный материал о почитании блаженного. Следует заметить, что его могила на Преображенском кладбище почитается и «до сего дне». И еще один важный культурологический аспект связан с данной находкой. Нам была известна особенная любовь к юродивым старообрядцев и то, что среди первых противников Никоновой реформы был ряд юродивых, но мы почти не располагали сведениями, что тесная связь староверия и «уродов Христа ради» сохранилась до середины XIX в. Известны юродивые-писатели (инок Авраамий, Петр Юродивый[18]), юродивый – автор покаянных стихов и распевщик (Стефан Трофимович Нечаев[19]); герой же новонайденного повествования до своего ухода в юродство был иконописцем, причем «иконописцем номера не последнего, но изрядный мастер».

В качестве перспективного направления для старообрядческой тематики следует назвать историческую антропологию: изучение биографий конкретных людей, старообрядческих семей и династий. Отдельных монографий удостоились такие известные кланы, как Рябушинские[20], Морозовы[21], Кузнецовы[22]. Совершенно неожиданные результаты дало начатое с нуля исследование, посвященное семье купцов, благотворителей и коллекционеров Рахмановых[23]; очень плодотворным оказалось соединение сведений, извлеченных из архива Рогожского кладбища, документов, мемуаров и фотографий, сохранившихся у потомков – представителей разных ветвей этого обширного семейства. В результате оказалось, что история рода Рахмановых охватывает все основные сферы жизни дореволюционной России – экономику, религию и культуру. В каждую из этих сфер Рахмановы внесли значительный вклад, во всём добились крупных успехов. Энергичные и предприимчивые подмосковные крестьяне, они занялись оптовой торговлей хлебом, записались в первую гильдию московского купечества, составили миллионные капиталы. Преданно сохраняя верность древнему благочестию, они проявили себя как активные деятели Рогожской старообрядческой общины, приняли непосредственное участие в восстановлении трехчинной иерархии, их постоянно избирали на ответственные должности руководителей этого крупнейшего в России центра староверия. Благотворительные дела Рахмановых, начавшись с помощи крестьянам своей родной деревни, получили общестарообрядческий и общегородской масштаб. Имея необходимые для домашней молитвы старинные книги и иконы, эта купеческая династия стала собирать подлинные шедевры древнерусского искусства – памятники иконописи строгановских мастеров.

Нуждаются в специальном исследовании и духовные деятели староверия. Примером здесь могут служить обширные статьи Е.А.Агеевой, посвященные наставнику Преображенского кладбища Сергею Семеновичу Гнусину и отцу и сыну Богатенко (епископ Александр – книжник, секретарь Московской архиепископии, его сын Яков Алексеевич – знаток церковного пения, иконописец)[24].

Весьма востребован в настоящее время также региональный аспект истории староверия. Освоение этого материала идет в рамках краеведческих исследований, правда, иногда такие работы выполняются энтузиастами-любителями, плохо разбирающимися во всех нюансах старообрядческой истории и вероучения. Вместе с тем и на этой ниве встречаются интересные серьезные работы. В качестве примера можно привести недавно вышедший в Нижнем Новгороде, подготовленный коллективом специалистов альбом «Грани раскола. Старообрядчество: тайны и явь (Нижний Новгород, 2014). В этом издании собраны интересные фотографии известного фотохудожника рубежа XIX–XX вв. М.В.Дмитриева (причем они воспроизведены с негативов), некоторые тексты публикуются впервые (в частности, фрагмент дневника Пьера Паскаля о поездке в Нижний Новгород в 1927 г.), освещаются даже самые недавние события. В частности, в разделе «Ученые мира о наследии старообрядцев» рассказывается о профессоре Ё.Накамура, воспроизведен его автограф из книги отзывов Большемурашкинского историко-художественного музея[25].

Подобные издания имеют большое просветительское значение.

Продолжая древнерусские традиции, старообрядчество создало самобытное искусство. Творчество старообрядческих мастеров охватывает целые направления: иконопись, книжную миниатюру, мелкую пластику, графику, резьбу и роспись по дереву. С одной стороны, нельзя сказать, что это наследие не изучается – выходят каталоги музейных и частных коллекций, исследования, но с другой стороны, далеко не всегда старообрядческое наследие отделяется от нестарообрядческого. На наш взгляд, это самая насущная проблема искусствоведения, это не только вопрос исторической справедливости, но и профессионализма.

Откликаясь на общественный интерес, государственные музеи проводили выявление старообрядческих памятников в своих обширных фондах. Был подготовлен ряд вполне успешных выставочных проектов; помимо вышеназванных выставок Русского музея укажем следующие: «Неизвестная Россия: К 300-летию Выговского старообрядческого общежительства» (Москва, Государственный исторический музей, 1994), «Культура староверов Выга» (Петрозаводск, 1994), «Тайна старой веры» (Москва, ГИМ, 2005), «Алфавит духовный: Старообрядческий рисованный лубок» (Петербург, Государственный музей истории религии, 2013). С широким привлечением памятников из частных собраний подготовил серию выставок Центральный музей древнерусского искусства и культуры имени Андрея Рублева: «Следуя отеческим преданиям» (2005–2006), в серии «Художественные центры старообрядчества» – «Невьянская икона» (2006), «Икона Сызрани и Средней Волги» (2008), «Искусство Поморья XVIII–XIX веков» (2011).

С учетом нынешней ситуации в музейном деле надо полагать, что в дальнейшем освоении старообрядческой тематики существенная роль будет принадлежать частным коллекциям. Большим плюсом серьезных частных коллекций служит то, что сам собиратель, как правило, обладает глубокими познаниями относительно объекта своего интереса. Возможность и необходимость выбора заставляют подлинного коллекционера детально изучать памятники, выявлять малейшие нюансы как содержания, так и формы, для того чтобы избежать ошибки при покупке вещи. К числу таких тщательно подобранных собраний с преобладанием старообрядческих памятников относятся коллекция икон Григория Лепса[26], коллекция сызранских икон А.А.Кирикова[27], ярославская коллекция старообрядческих икон, преимущественно поморских[28]; коллекция мелкой пластики Алексея Иванова, включающая уникальные выговские отливки и датированные памятники; коллекция резных деревянных икон с изображением Голгофского креста Д.В.Пересторонина.

Выше мы уже говорили о необходимости расширения источниковой базы исследований в области старообрядчества; в тесной связи с этим стоит вопрос о публикациях памятников, документов, предметов декоративно-прикладного искусства. Здесь настолько широкое поле деятельности, что трудно даже перечислить все то, что заслуживает издания. Назовем лишь некоторые возможные проекты: переиздание по подлинным свиткам Синодального собрания деяний собора 1666–1667 гг., включая все его подготовительные материалы (они были изданы Н.И.Субботиным в 1-м томе «Материалов для истории раскола за первое время его существования», но нуждаются в современной републикации, по современным эдиционным правилам, с научными комментариями); переиздание и, конечно, исследование «Отразительного послания о новоизобретенном пути самоубийственных смертей» икона Евфросина; издание текстов русских житий из Выговских Четиих Миней, издание памятников выговской агиографии – житий первых иноков обители и первых киновиархов; издание сочинений, созданных на московском Преображенском кладбище, включая ценнейший источник по истории этого центра – «Повесть о злоключении на Преображенское кладбище» Е.Я.Карева; издание эпистолярного наследия старообрядческих деятелей, тематических подборок документов.

Говоря об издании источников, нельзя не отметить тот положительный опыт, который накопили в данной области сами старообрядцы. На Рогожском кладбище, где при Митрополии РПСЦ существует Музейно-библиотечно-архивный отдел (руководитель – священник Алексей Лопатин), издаются труды епископа Арсения Уральского, епископа Михаила (Семенова), архиепископа Иоанна (Картушина). С 2005 г. вышло 7 выпусков альманаха «Во время оно…»: История старообрядчества в свидетельствах и документах», включающего выполненные на научной основе публикации нововыявленных документов из Рогожского архива. Переиздание ряда важных памятников беспоповства предприняло издательство «Третий Рим» (переизданы «Поморские ответы», «Виноград Российский», «Щит веры»), однако, к сожалению, его принципы подготовки текстов не дотягивают до научного уровня. Особо хотелось бы отметить высокое качество изданий литовских коллег Н.Морозовой и Г.Поташенко, ими были опубликованы даже с соблюдением лингвистических правил передачи текста объемные памятники по истории федосеевского согласия «Хронограф литовский» и «Алфавит духовный»[29].

Сколь ни велик объем не введенных в научный оборот и неопубликованных источников по старообрядчеству, но все же к настоящему времени наука о старообрядчестве приближается к тому состоянию освоения источниковой базы, которое позволяет перейти к обобщениям, т.е. написанию общей истории старообрядческого движения. Эта идея витает в воздухе, но пока к практическому ее осуществлению никто не подошел. В этой связи необходимо указать на большое значение многотомного издания «Православная энциклопедия» (выходит с 2000 г., к настоящему времени вышло 36 томов). Этот научный историко-церковный проект включает старообрядческие материалы в значительном объеме; статьи-исследования заказываются ведущим специалистам, общий куратор данной тематики Е.А.Агеева. Для энциклопедии была написаны такие обобщающие статьи, как «Беспоповцы», «Беглопоповцы», «Белокриницкая иерархия», многочисленные биографические статьи. Этот материал, отражающий современное состояние исследований по многим темам, без сомнения, должен быть использован при написании истории русского старообрядчества.

Изучение староверия, в силу объективных причин получившего распространение по всему миру, предоставляет большие возможности для международного сотрудничества. Прекрасным примером служит хорошо известный альбом «Дни в Романовке»[30], в работе над которым объединили усилия японские, американские и российские ученые (из Владивостока, Новосибирска и Москвы).

Самой плодотворной почвой для сотрудничества, на наш взгляд, является изучение старообрядческих поселений за пределами России. Здесь возможны совместные экспедиции, возможно параллельное изучение современного состояния жизни старообрядцев в зарубежных странах и выяснение их российских корней и связей. Особого внимания заслуживает духовная культура старообрядцев, живущих вне исторической родины; необходимо исследовать круг книг богослужебных и для келейного чтения, сохранившуюся рукописную традицию. Российские ученые могут дополнить эти исследования сравнительным материалом, выявив общее и особенное в культурном обиходе старообрядцев разных стран и периодов.

Объединить усилия можно также при подготовке изданий. В ряде случаев только совместными усилиями можно собрать полный материал по определенной теме. К примеру, эстонские коллеги задумали издать исследование и каталог икон известного причудского иконописца Гавриила Ефимовича Фролова. Ко мне обратились с просьбой о научном редактировании книги. Работа была для меня весьма интересной, с Юрием Мануйловым, автором текста, мы обсуждали структуру каталога, детали повествования. Издание мыслилось как основательное, фундаментальное, однако, на мой взгляд, одно иконописное наследие не отражало всей полноты личности Г.Е.Фролова, который был также и духовным наставником, и духовным писателем, начетчиком. У моих московских знакомых старообрядцев удалось разыскать переписку Г.Е.Фролова, которая уже была почти подготовлена к печати, но так и не увидела свет. Совместными усилиями мы доработали этот материал; издатель не возражал против увеличения объема книги за счет публикации письменного наследия иконописца, и в результате получилось солидное издание, соответствующее тому значительному вкладу, который внес Г.Е.Фролов в историю старообрядчества[31].

Важным представляется и публикация исследований ученых разных стран в российских изданиях, поскольку эти издания доходят до более широкого круга заинтересованных лиц и до старообрядцев. К примеру, на страницах сборника «Старообрядчество в России (XVII–XX вв.)» были опубликованы (на русском языке) статьи Идзуми Миядзаки[32], Михаила Ржоутила (Прага)[33], Джона Салливана (Шотландия)[34], Джона Уэста (США)[35].

Таким образом, старообрядчество, являясь подлинным кладезем для ученых всех гуманитарных специальностей, далеко не исчерпано как объект изучения. Оно привлекает к себе исследователей обилием разностороннего материала, и кто даст себе труд понять это сложное историческое и религиозное явление, оценит силу и высоту духа ревнителей древнего благочестия, тот уже не сможет изменить данной теме исследования и в соответствие со своими научными интересами, сам по себе или вместе с коллегами, будет работать над выполнением все новых и новых исследовательских задач.

---

[1] Юхименко Е.М. Московские старообрядцы в 1812 году: мифы и факты // Эпоха 1812 года в судьбах России и Европы: Материалы Международной научной конференции (Москва, 8–11 октября 2012 г.). М., 2013. С. 320–329.

[2] Поздеева И.В. Древнерусское наследие в истории традиционной книжной культуры старообрядчества (первый период) // История СССР. 1988. �� 1. С. 88–92.

[3] Юхименко Е.М. Старообрядческий опыт церковной археологии // Патриарх Никон и его время. М., 2004. С. 348–363 (Труды ГИМ. Вып. 139).

[4] Барсов Е.В. Четии Минеи братьев Денисовых // Сборник статей в честь М.К.Любавского. Пг., 1917. С. 663–708.

[5] Об обстоятельствах находки см.: Юхименко Е.М. Четии Минеи братьев Денисовых. Новые находки // Русская агиография: Исследования. Материалы. Публикации / Отв. ред. Т.Р.Руди, С.А.Семячко. СПб., 2011. С. 302–308.

[6] Подробнее см.: Юхименко Е.М. Выговская икона «Образ всех российских чудотворцев» // ТОДРЛ. СПб., 2014. Т. 62. С. 167–174.

[7] Юхименко Е. М. Неизвестная страница полемики выговских старообрядцев с официальной церковью: Предыстория «Поморских ответов» // ТОДРЛ. СПб., 1999. Т. 51. С. 404–416; Понырко Н.В. Димитрий Ростовской как автор «Розыска о раскольнической брынской вере» // ТОДРЛ. СПб., 2014. Т. 62. С. 34–42.

[8] Юхименко Е.М. Каргопольские «гари» 1683–1684 гг. (К проблеме самосожжений в русском старообрядчестве) // Старообрядчество в России (XVII—XVIII вв.). М., 1994. [Вып. 1]. С. 64–119.

[9] Романова Е.В. Массовые самосожжения старообрядцев в России в XVII–XIX вв. СПб.: Изд-во Европейского университета, 2012; Пулькин М.В. Самосожжения старообрядцев (середина XVII – XIX в.). М.: Русский Фонд Содействия Образования и Науке, 2013.

[10] Образы и символы старой веры: Памятники старообрядческой культуры из собрания Русского музея: Альманах Вып. 217. СПб., 2008; Древлехранилище памятников иконописи и церковной старины в Русском музее. СПб., 2014.

[11] Пивоварова Н.В. Памятники церковной старины в Петербурге–Петрограде–Ленинграде. Из истории формирования музейных коллекций: 1850–1930-е гг. М., 2014.

[12] Юхименко Е.М. Выговская старообрядческая пустынь: духовная жизнь и литература. В 2 т. М., 2002; Она же. Литературное наследие Выговского старообрядческого общежительства. В 2 т. М., 2008; Она же. Выговское старообрядческое общежительство: комплексный подход к изучению // Древняя Русь: Вопросы медиевистики. М., 2002. �� 2 (8). С. 84–87.

[13] Дементьев А.В. Богослужебный устав Выго-Лексинского старообрядческого общежительства: обзор источников и предварительная классификация // Старообрядчество в России (XVII–XX вв.) / Отв. ред. и сост. Е.М.Юхименко. М., 2013. Вып. 5. С. 184–227.

[14] Старицын А.Н. Салмозерское поселение инока Иосифа Ловзунского // Старообрядчество в России (XVII–XX вв.). М., 2013. Вып. 5. С. 39–85.

[15] Григорьева В.Ю. «Книга инока Иосифа Ловзунскаго его знамени и пометы» // Старообрядчество в России (XVII–XX вв.). М., 2013. Вып. 5. С. 86–126.

[16] «Книга инока Иосифа Ловзунскаго его знамени и пометы». Певческие праздники XVII века: Публикация и исследование памятника В.Ю.Григорьевой. М., 2014.

[17] Понырко Н.В. Литература раннего старообрядчества как историческое свидетельство // БЛДР. Т. 17: XVII век. СПб., 2013. С. 5–12.

[18] Рыков Ю. Д. Неизвестный старообрядческий писатель XIX в. Петр Юродивый и его эсхатологические сочинения // Старообрядчество в России (XVII–XX вв.) / Отв. ред. и сост. Е. М. Юхименко. М., 1999, Вып. 2. С.151, 159–163.

[19] Понырко Н. В. 1) Автор стихов покаянных и роспевщик юродивый Стефан // ТОДРЛ. Т. 54. СПб., 2003. С. 220–230; 2) Стихи покаянные Галицкого юродивого XVII века Стефана // ТОДРЛ. Т. 56. СПб., 2004. С. 596–600.

[20] Петров Ю.А. Рябушинские. М., 1998.

[21] Филаткина Н.А. Династия Морозовых: лица и судьбы. М., 2011.

[22] Галкина Е., Мусина Р. Кузнецовы. Династия и семейное дело. М., 2005.

[23] Юхименко Е.М. Рахмановы: купцы-коллекционеры, благотворители и коллекционеры. М., 2013.

[24] Агеева Е.А. 1) Судьба старообрядца в императорской России: история жизни «учительного настоятеля» Сергея Семеновича Гнусина // Старообрядчество в России (XVII-XX вв.) / Отв. ред. и сост. Е.М.Юхименко. М., 2010. Вып. 4. С. 185–233; 2) Династия Богатенко в культурно-общественной жизни Москвы первой трети XX в. // Там же. С. 275–326.

[25] Грани раскола. Старообрядчество: тайны и явь. Нижний Новгород, 2014. С. 199.

[26] Юхименко Е.М., Горшкова В.В. «Иконы всё самые пречудные, письма самого тонкого»: Собрание Григория Лепса. М., 2012.

[27] Кириков А.А. Сызранская икона: Каталог выставки. Самара, 2007.

[28] Юхименко Е.М. Памятники выговской иконописи первой половины XIX в. из частного собрания // Старообрядчество в России (XVII–XX вв.): Сборник научных трудов / Отв. ред. и сост. Е.М.Юхименко. М., 2013. Вып. 5. С. 312–325.

[29] Хронограф, сиречь Летописец Курляндско-литовский / Изд. подг. Н.Морозовой и Г.Поташенко. Худ. П.Варунин. Вильнюс, 2011; «Алфавит духовный» Василия Золотова: Исследование и текст / Изд. подг. Н.Морозовой и Г.Поташенко. Вильнюс, 2014.

[30] Дни в Романовке: Японские фотографии, запечатлевшие русское старообрядческое село в Маньчжурии на рубеже 1930-х – 1940-х годов, из собрания Приморского государственного объединенного музея имени В.К.Арсеньева во Владивостоке. М.: Первая публикация, 2012.

[31] Мануйлов Ю. Икона староверов Причудья. Гавриил Ефимович Фролов и его иконописная мастерская. Таллиннн, 2013. На с. 341–454 – «Из архива Гавриила Ефимовича Фролова» (подготовка текста Ф.Б.Травина и У.Г.Селищева, комментарии Е.М.Юхименко).

[32] Миядзаки И. 1) Резные иконы в Выговской старообрядческой пустыни // Старообрядчество в России (XVII–XX вв.). М., 2004. Вып. 3. С. 297–310; 2) Сызранская икона «Святой архангел Михаил и святой Георгий Победоносец» в собрании Музея Нисида (Япония) // Старообрядчество в России (XVII-XX вв.). М., 2010. Вып. 4. С. 611–617.

[33] Ржоутил М. 1) Иван Никифорович Заволоко в Праге: Штрихи к биографии // Старообрядчество в России (XVII–XX вв.). М., 2010. Вып. 4. С. 349–385; 2) «... Все же желание есть у современных людей вернуть что-то прежнее утерянное». Письма иконописца П.М.Софроновa княгине Н.Г.Яшвиль 1930-х гг. // Старообрядчество в России (XVII–XX вв.). М., 2013. Вып. 5. С. 518–585.

[34] Салливан Дж. Очерки по стилистической системе Семена Денисова // Старообрядчество в России (XVII–XX вв.). М., 2004. Вып. 3. С. 239–250.

[35] Уэст Дж. (Вашингтон). Старообрядческое видение будущего России: утопический капитализм Павла Рябушинского // Старообрядчество в России (XVII-XX вв.). М., 2010. Вып. 4. С. 674–687.